Глава 4. Александр Андерсон. В бреду.

[poapr]

Тут такое дело... В общем, я родила еще одну главу по фанфику. Но голова трещит, проверять уже не могу и вообще на фикбук боюсь выставлять, ибо вышел какой-то бред 0_о
В общем, может мне кто-нибудь откомментирует - что можно сделать, чтоб был бред не такой бредовый? (совпадение с названием главы случайное!)

Лондон… Мертвый город, туманный город, призрачный город залит кровью доверху. От рек красной горячей жидкости, вязкой и липкой, поднимается тонкая пелена пара…
Тени… Быстрые, юркие, злые, несущие разрушение, смерть и тлен, мертвые и не-мертвые, живые и не-живые, балансирующие на тонкой грани между двумя мирами…
Запах… Запах разлагающихся трупов, войны, пороха, пьянящий запах Смерти, которая бродит по улицам и заглядывает в лицо проходящим мимо людям и нелюдям…
Боль… Пот заливает глаза, стекающая струйка крови щекочет подбородок, мышцы свело судорогой, лицо рвет на части сумасшедший оскал…
Грохот… Взвизгивания, скрежет металла о металл, сухой звук автоматной очереди, взрыв и глухие удары падающих камней. Вопли рвущихся на части под серебряным клинком вампиров, стоны раненых, всхлипывания умирающих, собственный голос, хриплый и чужой…
Огонь… Отблески пожаров играют на мокрых стенах домов, кровавое зарево стоит над горизонтом, короткие вспышки выстрелов разрезают тьму, красные глаза светятся огнем преисподней в вечной ненасытной жажде…
Страх… Страх зайти слишком далеко в своем безумии, страх уподобиться во всем своим заклятым врагам, страх потерять себя в пляске смерти и сгубить душу за Того, кто погиб во имя ее спасения…
В напряжении звенит воздух: он душный, спертый, густой – его можно резать на части, и под ударами клинка он гудит как колокол… Три армии перемешались здесь: рычат и вгрызаются зубами в человечью плоть солдаты Тысячелетия, слышится пение псалмов вперемешку с бранью со стороны католиков, и бегут выпущенные вампиром неупокоенные души в стремлении убивать всех и вся. Все сражаются против всех: все слепы, все глухи, никто не знает, кто союзник, кто недруг; и рукой привычно метаешь холодный металл не глядя, только чтобы выйти из схватки живым.
И лишь три человека способны положить исход этой бессмысленной, но свирепой до безумия войне: три генерала, три лидера, три командира, не знающие в жестокости границ, готовые положить какое угодно количество бойцов ради достижения одной цели – победы. И только их личное противостояние приведет к ее окончанию.
Действительно, Бог любит троицу…
А пока им, воинам, остается сражаться друг с другом до последней капли крови.
Александр Андерсон помнит эти дни слишком хорошо, и страшные воспоминания разрывают голову изнутри, сжимают сердце и заставляют сдавленно стонать: но он не может вырваться из плена чудовищного сна и проваливается обратно в порожденные бредом яркие картины.
Картинка стремительно меняется: он смутно видит огромный дирижабль, повисший черной громадой над улицами города, темное ночное небо и….
Раздается удар вертолета о землю, бьющий резко и беспощадно по барабанным перепонкам. Александр прижимает ладони к ушам и одновременно пытается различить среди поднявшейся пыли что-то – он не знает сам что.
В огромной стеклянной коробке сидит фигура, в которой без труда можно узнать Энрико Максвелла. Его медленно обступают упыри, пытаясь добраться до человека через стекло, но все тщетно. Само собой всплывает смешное сравнение – люди в террариуме хотят взглянуть на диковинное чудовище. Только вот теперь чудовища снаружи, а человек в клетке.
На бледном лице архиепископа появляется радостная улыбка. Андерсон уверен – сейчас он благодарит Бога за чудесное спасение. Действительно, ничто не пробьет сплав стекла с тектитом. Кроме одного.
Андерсон медленно достает серебряный клинок, смотрит на него, взвешивая в руке, и одним резким взмахом бросает прямо в лицо Энрико.
- Андерсон! Нет, Андерсон!
- Что… ты… делаешь… - паладин пытается вырваться из кошмара, но он не может, нет, не может никак проснуться.
По стеклу ползет тонкая сетка трещин. В огромных глазах Максвелла дрожит ужас.
- Андерсон!
Тонкий-тонкий звон рассыпающихся по мостовой осколков стекла.
- Мы оборвем твой сон…
Упыри хрипят с возбуждением и рвутся к Искариоту: его поднимают как героя в воздух. На копья.
- Нет… Нет, Андерсон!
Истошный крик, исполненный отчаяния, многократно повторяясь эхом в ушах, летит над землей, над толпой бездушных чудищ, над священником и замирает где-то в небе.
Андерсон качает головой. Он даже и думать не мог, что одним из первых погибших Искариотов будет именно руководитель Тринадцатого отдела. И что погибнет он от руки своего наставника. Но… так же будет лучше, неправда ли?
- Почему.. я…
Отец Александр стонет громче и сжимается как от боли: сон становится все более непонятным, быстрым, страшным.
Искариоты… Сражающиеся и жертвующие собой ради Церкви. Идущие за ним в ад, несмотря на его приказ. Их сердца исполнены восторга… Какие вы глупые. Глупые, но верные…
Юмико… Нет, Юмиэ… горящий ненавистью взгляд… Ненависть – смертный грех, Юмиэ. Нельзя так быстро… Стой!
Свист, переплетение тонких нитей. Юмиэ падает… падает…
Хайнкель… Обернись, Хайнкель… Юмиэ больше ничто не спасет… Обернись!
Яркая вспышка. Вульф падает… падает…
А в центре всего – знакомая и незнакомая высокая фигура. Нет, это он, Александр Андерсон. Только глаза не его. Они слишком решительные, даже для смерти – ведь то, что он сейчас сделает, гораздо хуже и сложнее ухода в небытие…
Высоко поднятая рука сжимает блеснувший на огне гвоздь Святой Елены…
Во имя Твое, Господи. Благослови!
Удар. Резкая боль в сердце. Перехватывает дыхание.
Господи!
- Потерпите, у вас жар. Пожалуйста, не кричите! – на лоб легло что-то мокрое и холодное.
Александр раскрыл глаза.
Вокруг стояла тишина. Все было залито мягким светом, пробивающимся сквозь занавески на окнах. Пахло куриным бульоном.
Ему показалось, что он оглох – настолько резко отличалась музыка войны от тихого писка приборов над ухом, легких шагов спешащих куда-то санитаров, шелеста деревьев за окном.
Над ним склонилась белая фигура – ее лицо расплывалось перед глазами, он не мог различить слова, но женский голос звучал участливо и с беспокойством.
Он моргнул – и ничего не изменилось.
- С вами точно все хорошо?
Он попытался сфокусировать зрение – но безрезультатно.
- Это вам поможет, - его заставили приподнять голову и выпить воду с каким-то соленым привкусом.
Жар начал медленно спадать.
Время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру…
Спасибо, Господи, за то, что это сон. И что за сном приходит пробуждение.
- Спасибо вам. Ангел.
В ответ раздался легкий смех:
- Как только меня не называли: а вот ангелом никто… Спите спокойно.

***исправила